– Помните такой детский стишок: «Папа работал, шуметь запрещал». У вас в доме тоже были такие порядки?
– Как я помню, все домашние с благоговением относились к его работе. Что же касается меня, то я с младых ногтей тоже занимался музыкой, понимал специфику этой работы и поэтому никогда не шумел. Потом я рано утром уходил в училище, консерваторию, а папа работал дома. Когда же я сам стал композитором, но мы еще жили вместе, то мы с ним просто делили время работы.
– Папины песни пели очень известные певцы. Помните, как они приходили к вам домой?
– Да, конечно. Особенно Марка Бернеса. Он был удивительным человеком и о нем можно рассказывать очень долго. У него была поразительная интуиция. Как будто о нем сказал Мейерхольд: «В искусстве гораздо важнее догадываться, чем знать». Он ведь никогда не учился музыке, не знал нот, да и голоса-то у него не было особого. Но он так чувствовал песню, слова, мелодию и так отстаивал свои убеждения, что спорить с ним было невозможно. Ведь часто он сам и задумывал песню, и, бывало, ему принадлежала основная ее строка. Например, «Хотят ли русские войны». Он просто выбивал из композитора и поэта то, что ему было нужно. Скажем, он взял стихотворение Ваншенкина и не только отобрал оттуда несколько куплетов, но еще и заставил поэта кое-что переписать. И получилось «Я люблю тебя жизнь».
– А сколько песен Колмановского спел Бернес?
– Я не подсчитывал. Но помню, что первую песню папа показал ему сам. Она уже была принята на радио и он попросил Бернеса исполнить ее. Это известная песня – «Перекресток». И Бернес согласился сразу. Ну, еще – «Я работаю волшебником», «И я улыбаюсь тебе», «Когда разлюбишь ты», «Все еще впереди» и другие.
– А папа сам пел свои песни? Скажем, в компании или за столом...
– Композитор поет свои песни, когда представляет их. И папа, конечно же, пел. Любил он показать свои песни домашним, хотя, честно говоря, голоса у него не было. А что же касается компаний, то он, как все люди, на отдыхе не любил заниматься своей работой.
– Как он относился к песням других композиторов?
– Он обожал Марка Фрадкина, любил песни других композиторов, если они были «замешаны на искусстве», то есть чтобы в них были стихи, а не текст.
– А он не писал песни по указанию свыше? Скажем, к юбилею Советской власти или к 1 Мая?
– Таких заказов не было. Просто, допустим, вся страна готовилась к 100-летию Ленина и композиторы, естественно, тоже. А вообще-то заказы были – к постановкам, фильмам, на радио. К слову, к юбилею вождя отец написал песню, которую хвалили на радио и редакторы, и руководство. Но в эфир песня так и не пошла. Отцу объяснили это так: «Жизнь вносит коррективы».
– А какие взаимоотношения у него были с Союзом композиторов, с партийным руководством?
– Папа не был членом партии. А в союзе композиторов его довольно часто критиковали. Он же был лириком, писал душевные песни. Его вызвали даже на проработку и предъявили обвинение в мрачной меланхолии и стремлении потрафить дурному вкусу. Но время было уже не то и он не стал каяться в своих ошибках, а оставил свои песни. Даром ему это не прошло и протокол того совещания, без папиного выступления, был помещен в газете «Советская культура».
– Но это были, так сказать, официальные отзывы. А к мнению отдельных коллег он прислушивался? Кто у него были друзья?
– У него была потребность показать свою песню человеку, мнение которого уважал. Сначала это был Исаак Дунаевский, потом Зиновий Компаниец и Оскар Фельцман. Другом же его можно назвать композитора Моисея Вайнберга, Марка Бернеса, Константина Ваншенкина.
– Какой у него был характер?
– Он был совершенно разным. Я даже назвал бы отца человеком с контрастами. Он мог быть очень веселым, любил юмор и умел смеяться, но мог и страшно расстроиться из-за пустяка. Был он очень легковерным и его запросто можно было разыграть, что я и делал. И еще он был очень чувствительным человеком. Когда в 68 году погибла мама, папа был просто раздавлен на многие годы.
– А воспитанием детей он занимался? Вообще, был хорошим отцом?
– Отцом он был хорошим, но не могу сказать, что систематически занимался нами. Он был зациклен на музыке и занимался больше ею.
– Ходили слухи, что известный певец Дмитрий Маликов – сын Вашей сестры и, следовательно, внук Эдуарда Колмановского. Это так?
– И до нас доходили эти слухи. Более того, даже в газетах об этом писали. Все это сплошная ерунда, хотя бы уже потому, что у меня нет сестры. Есть только брат Саша. Непонятно, кому это было надо.
– Эдуард Колмановский писал много музыки и для театра и для кино.
– Он очень любил театр. После консерватории оказался невостребованным и пять лет работал редактором на радио. А потом его пригласили написать музыку к спектаклю МХАТа «Двенадцатая ночь» по Шекспиру. Эта музыка, помните, песню шута пел Трошин, стала его отправной точкой и прошла через всю его жизнь. Уже через много лет по просьбе Наталии Сац он написал оперу «Двенадцатая ночь» для детского театра. Писал он музыку ко многим спектаклям различных театров. Ну вот, хотя бы, для «Современника» к «Голому королю» и «Белоснежке». Есть музыка к фильмам, телефильмам. Недавно по ТВ опять прошла «Большая перемена» с его песнями.
– А он не писал симфонии, балеты?
– Все это он писал, будучи в консерватории студентом у Виссариона Шебалина, но никогда не «проталкивал» свои работы.
– Как он относился к рок-, попмузыке, джазу?
– Рок ему был совершенно чужд, но если, скажем, Давид Тухманов использовал его, то он нисколько не осуждал. А джаз ему был понятен и порой его мелодии перекладывали на джазовое исполнение.
– Интересно, как он воспринимал перестройку?
– Это сложный вопрос, одним словом не ответишь. Он был разочарован, что вместо ожидаемого всплеска духовности полезла какая-то жуткая попса...
– А отец хотел, чтобы вы занимались музыкой?
- Специально он нас к этому не подталкивал, но у меня музыкальные наклонности были выражены с детства. У брата судьба несколько иная.
– Мама ваша имела отношение к музыке? Как она воспринимала работу отца?
– Мама преподавала английский в институте физкультуры. Но, по-моему, к творчеству папы относилась очень серьезно и во всем поддерживала его. Причем не только в последние годы, но и тогда, когда было время и неизвестности, и безденежья. Они знакомы были еще со второго класса школы и поженились очень молодыми.
– А как отец отнесся к вашей эмиграции?
– Я живу в Германии с 90-го года. Я давно хотел уехать из Союза, и отец относился к этому настороженно. Но когда появился этот вариант, он поддержал меня, потому что Германия – это страна с большими музыкальными традициями. Но говорил, что уедет сам только тогда, когда уедет вся семья. Однако брат остался в России. Отец умер в 1994 году.
– Как вы считаете, он достиг в жизни всего, чего хотел?
– Он стал популярным композитором, народным артистом СССР, лауреатом Государственной премии СССР. Он очень хотел дожить до правнуков, потому что, говорят, что в этом случае человеку отпускаются все грехи. Но я не думаю, что у него их было много.

Беседовал Григорий Пруслин